При изучении резьбы и росписи по дереву необходимо учитывать
постоянное сосуществование традиций и инноваций, постоянный процесс
развития, обогащения и усложнения крестьянской культуры и вместе с тем
сохранение её структуры, целостности системы, ориентированности на
ценности городской культуры и их жёсткий отбор, способность
воспроизводить архаичные традиции, приспосабливая их к меняющейся
действительности.
Русская народная резьба второй половины XIX – начала XX в.
служит примером устойчивости и трансформации старых традиций и
плодотворного, органичного усвоения инноваций. При широчайшем
распространении традиционных архаичных типов резьбы народная
культура на протяжении XVII – XIX вв. усваивала новые её виды. В конце
XIX в. наряду с трехгранно-выемчатой и скульптурно-зооморфной резьбой
в народном искусстве были распространены корабельная (глухая),
пропильная, накладная, контурная типы резьбы. Шёл постоянный процесс
обогащения технических приёмов и инструментов, которыми пользовались
деревенские мастера. Русская и особенно севернорусская деревня
поддерживала тесные связи с городским посадом, между ними шла
постоянная циркуляция людей, художественных идей и технических
новшеств. Городские ремесленники, в частности, резчики по дереву,
выполняя заказы знати, зажиточных горожан и церкви, развивали
древнерусские традиции, успешно усваивали западноевропейские,
украинские, белорусские барочные мотивы, творчески их перерабатывая
[37]. В XVIII – XIX вв. профессиональные мастера украшали иконостасы и
интерьеры деревенских церквей; крестьянские артели, в свою очередь,
работали в Москве, Петербурге и других крупных городах, усваивая новые
мотивы, инструменты и технические приёмы. Одни типы резьбы имели
сравнительно небольшие ареалы, другие распространились на громадных
территориях. Так, с начала XIX в. в верхневолжских сёлах
распространяется глухая (корабельная) резьба, которую связывают с
28

искусством мастеров-судостроителей, украшавших ею в XVIII – XIX вв.
волжские барки; эта резьба достигла расцвета к середине XIX в. [38]. И
хотя в крестьянском искусстве этот тип резьбы появился поздно,
исследователи аргументировано обосновывают глубокую древность её
основных мотивов [39]. В ярославском Поволжье в конце XVIII – начале
XIX в. в украшении прялок получили широкое распространение
выполненные в технике контурной резьбы жанровые сценки [40]. Налицо
сочетание древнейшей техники резьбы и поздних сюжетов, очень
напоминающих мотивы северодвинских росписей. Если эти типы резьбы
имели ограниченные ареалы, то пропильная и накладная резьба в
оформлении крестьянского жилища получила во второй половине XIX в.
очень широкое распространение. В этом позднем типе резьбы широко
употреблялись как древнейшие геометрические и зооморфные, так и
поздние барочные и ампирные мотивы, переработанные деревенскими
художниками [41].

Рис. 2. Лицевая и оборотная стороны прялки.
Из собрания Архангельского областного краеведческого музея
29

В украшении одного предмета могли применяться различные
техники резьбы. Так, в украшении прялок Летнего берега Архангельского
Поморья сочеталась трёхгранно-выемчатая резьба и резьба на проём (рис.
2), ярославских – элементы контурной, трёхгранно-выемчатой и
скульптурной резьбы. Особенно часто различная техника резьбы
применялась при украшении такого сложного, постоянно изменяющегося
и развивающегося комплекса, как жилище. Сложные задачи, стоящие
перед мастером в ходе строительства, требовали и разнообразия
технических и художественных приёмов. Применение в украшении
жилища архаичных и более поздних техник резьбы свидетельствуют о
постоянном его развитии и усложнении, причём его наиболее древние
конструктивные элементы украшались и наиболее архаичными видами
резьбы. Несмотря на распространение различной техники и их смешения в
оформлении того или иного предмета домашней утвари и жилища,
явственно выделяются зоны преобладания отдельных типов резьбы, а
также взаимосвязь тех или иных типов резьбы с определёнными
категориями вещей.
Прежде чем приступить к анализу интересующих нас типов резьбы и
росписи, необходимо рассмотреть ту «материальную основу», на которой
существовала и развивалась система народного деревянного декора,
охарактеризовать значение дерева в жизни северян, область его
применения, типы и комплексы предметов, изготовлявшихся из него.
Выявление комплекса вещей и элементов жилища, украшавшихся резьбой
и росписью, определение их места и роли в структуре традиционной
культуры позволит нам обоснованнее судить о функциях и семантике
декора.
Материальная культура русского населения Севера прошла сложный
и длительный путь развития. У русских ко времени освоения Севера
сложились системы земледелия и животноводства, срубный тип жилища,
комплексы орудий обработки волокнистых материалов, транспортных
средств, домашней утвари и посуды из дерева, бересты и керамики. То есть
был заложен фундамент, на основе которого на протяжении столетий шло
дальнейшее развитие всех его элементов. Дерево было универсальным
материалом, имевшим широчайшее употребление в хозяйстве русских
крестьян. В течение столетий не только вырабатывались и
совершенствовались типы построек и утвари, но и становились более
совершенными и экономичными способы обработки древесины.
Соответственно развивался и комплекс орудий обработки дерева. До конца
XVIII в. в русской деревне господствовала плотницкая техника, основным
инструментом которой был топор. Топор был универсальным орудием,
широко применявшимся не только в строительстве, но и в изготовлении
домашней утвари и мебели. Выработалось несколько типов топоров,
применявшихся в зависимости от вида работ. Соответственно
вырабатывались и формы элементов жилища и утвари, наиболее
отвечающие плотницкой технике, формы, наиболее удобные для
30

обработки топором. По мере истощения лесных запасов, возрастания
необходимости экономии затрат материалов, времени и труда начинает
внедряться столярная техника, в которой наряду с топором широко
применялась пила, различные типы рубанков, долот и стамесок.
Внедряется распиловка брёвен на брусья и доски с последующей их
обработкой столярным инструментом. Распространение столярной
техники шло с юга на север, и на Севере процесс замены плотницкой
техники столярной не был завершён, и до начала XX в. в практике
бытовало их сочетание.
Внедрение столярной техники в строительство внесло некоторые
конструктивные изменения в жилище, способствовало его дальнейшему
развитию и усложнению. Сложившееся в конце XIX в. мнение о том, что
тип севернорусского жилища сформировался в глубокой древности и
дошёл до XIX в. почти без изменений, был опровергнут исследованиями
археологов, этнографов и историков архитектуры советского времени: как
и другие элементы материальной культуры, жилище прошло длительный
путь развития от примитивного сруба до сложного комплекса дома-двора
[42].

Рис. 3. Дом-двор на подклете (охлупень с коньком, причелины, полотенце, потоки с
курицами). Архангельская область, Лешуконский район, Козмогородское.
Фото А.Н. Давыдова, 2011 г.

Комплекс дома-двора распространён на гигантской территории
Русского Севера, Приуралья и Сибири среди русских, карел, вепсов, коми
(зырян и пермяков), то есть у народов, постепенно входивших в конце XVI
31

– начале XVII в. (во времена формирования и распространения этого типа
дома) в состав Русского государства. Разработка типологии этого типа
дома велась как этнографами, так и архитекторами, и сделано в этом
направлении немало. Нас в данной работе интересует не формирование и
развитие этого типа дома, а изменения в декоре, происходившие в ходе
этого процесса. Тип севернорусского дома-двора, сформировавшийся к
XVIII в. претерпел некоторые модификации во второй половине XIX в.
Эти модификации не оказали существенного влияния на конструктивно-
планировочное решение севернорусского жилища, но позволили
значительно обогатить декоративное оформление внешних его элементов и
завершить формирование интерьера. То есть завершилось формирование
жилища в том виде, в каком оно стало объектом изучения в XX в. Следует
подчеркнуть, что эти изменения, значительно обогатив декоративное
оформление дома, не внесли перемен в семантический статус его
элементов, сложившийся со времени распространения среди русских
срубного жилища. В XIX в., как, видимо, и в предшествующие века,
резьбой украшались детали крыши (охлупень, причелины, полотенца (рис.
3), окна (наличники, ставни), элементы интерьера: печь (печной столб,
позднее – опечек), лавка-коник, божница и позднее – различные типы
шкафов.
С внедрением столярной техники увеличиваются возможности
украшения всех этих элементов жилища, древние традиции, оказывая
влияние на новые технические возможности, способствовали
формированию местных особенностей стилей художественного
оформления жилища. Так, ещё в середине XIX в. в крестьянских домах
преобладали волоковые и небольшие косящатые окна, колода которых
врубалась при строительстве сруба. Сама техника изготовления такого
окна предопределяла очень скромные возможности для его декора. Во
многих районах Севера этот тип окон преобладал ещё во второй половине
XIX в. [43]. Постепенно они заменяются столярными рамами,
вставляемыми в коробке в оконный проём. Место соединения сруба и
коробки стали закрываться наличниками. Большие размеры окон
способствовали широкому распространению ставен в крестьянской
архитектуре. Наличники, ставни окон крестьянских домов давали большие
возможности для их декоративного оформления. Быстрое формирование
локальных стилей говорит о том, что народные мастера использовали
предоставившиеся возможности.
Применение в строительной практике различных типов пил, буравов,
стамесок, доступность пилёного тёса способствовали распространению
пропильной резьбы также в украшении причелин и полотенец. Если в
украшении окон преобладали геометрические и зооморфные (в
центральных русских районах и Верхнем Поволжье) мотивы, то на
причелинах и полотенцах наносились почти исключительно
геометрические узоры. Пропильной резьбе в украшении русского
народного жилища посвящена солидная литература [44] (рис. 4).
32

Рис. 4. Дом (резные наличники, балкон и т.д.). Архангельская область,
Лешуконский район, Юрома. Фото А.Н. Давыдова, 2011 г.

Следует отметить, что наряду с пропильной резьбой в некоторых
районах (в основном центрально-русских) наличники, ворота, причелины
иногда украшались трёхгранно-выемчатой резьбой. Можно предположить,
что традиция эта довольно поздняя, вследствие позднего же появления
этих элементов в оформлении крестьянского жилища. Более древней, на
наш взгляд, является традиция украшать розеткой матицу дома и косяки
дверей, что зафиксировано в некоторых районах Украины, у горцев
Карпат, Словакии и Польши [45]. К этой традиции примыкает и
зафиксированное в Карелии и в единичных случаях в центральных русских
районах украшение розетками косяков дверей и матиц потолка сельских
храмов [46].
Второе конструктивное изменение затронуло, главным образом,
интерьер крестьянского жилища и способствовало завершению его
формирования. Основой конструктивно-планировочного решения избы
является печь и конструктивные элементы опечка (печной столб, печные
брусья, делящие помещение на зоны), лавки и полавочники. Эти основные
элементы (сформировавшиеся в глубокой древности) определили
дальнейшее усложнение интерьера, имевшее в каждом районе свои
особенности. До середины XIX в. крестьянские избы даже в наиболее
экономически развитых районах отапливались по-чёрному [47]. Ещё в
33

начале XIX в. большинство сельских храмов также топилось по-чёрному, и
архангельскому генерал-губернатору пришлось издать приказ об их
закрытии до перевода на белое отопление [48]. Во многих районах Севера
«курное», «чёрное» отопление сохранилось и в конце века. Замена его на
«белое» позволила сформировать интерьер крестьянской избы. Широко
распространились деревянная обшивка опечка, скомбинированная с
голбцом, шкафы-заборки, ставящиеся по оси печных брусьев, припечные и
настенные шкафы. Все нововведения органично вписались в структуру
членения внутреннего пространства избы, сформировавшуюся в
предшествующую эпоху. Мы не хотим сказать, что все эти элементы
интерьера появились во второй половине XIX в., они использовались и
раньше, но композиционное завершение оформления интерьера
происходило именно в это время. Процесс этот протекал не синхронно во
всех районах. Если в центре Русского Севера мы находим наиболее
развитый вариант, то на Пинеге, Мезени – как бы промежуточные стадии
интерьера этого типа. В оформлении шкафов, опечка стало возможным
широкое применение геометрической профилированной резьбы. В
дальнейшем профилированная резьба стала дополняться раскраской и
росписью. Сформировалось два типа интерьера (так же, как и два типа
дома-двора): северо-восточный и северо-западный [49].

Рис. 5. Дом-двор А.Ф. Абрамовой с коньком на охлупне. Архангельская область,
Пинежский район, д. Веркола. Фото В.А. Любимова, 2015 г.

Наиболее распространённым и архаичным способом декора в
крестьянской архитектуре была скульптурно-зооморфная резьба. Она была
настолько характерна для Русского Севера, что на основе работ
искусствоведов сложилось представление о её повсеместном
распространении в этом регионе. Архаизм этой традиции подтверждается
34

немногочисленностью её мотивов (изображение конской или птичьей
головы), несложностью технического исполнения, а также тем, что ею
украшались элементы, видимо, изначально присущие русскому срубному
жилищу: охлупень дома (рис. 5), печной столб, лавка-коник. Охлупень
дома и печь имеют в представлениях северных русских и соседних финно-
угорских народов и наивысший семантический статус. Значительная роль
этих элементов жилища в комплексе представлений и поверий, связанных
с жилищем, у восточных славян подтверждается обширной
этнографической литературой [50]. Очень широко применялась
скульптурная резьба и в оформлении крестьянской посуды. Парадные
ковши-скопкари, ковши-наливки, солонки были непременным элементом
празднично-обрядовой жизни крестьянства. Но если в украшении жилища
ведущим было изображение конской головы, то посуда чаще всего
украшалась скульптурным изображением водоплавающей птицы, хотя в
некоторых районах (тверские ковши-конюхи, козьмодемьянские ковши-
наливки) и в оформлении посуды доминировал мотив конской головы [51].
Употреблялась скульптурно-зооморфная резьба и в оформлении орудий,
связанных с обработкой льна и ткачеством. В некоторых районах Северной
России ею украшались трепала, набилки и блоки ткацкого стана,
некоторые типы прялок, вальков, швеек (рис. 6).

Рис. 6. Лицевая и оборотная стороны швейки.
Из собрания Архангельского областного краеведческого музея

35

По степени распространения трёхгранно-выемчатая резьба занимала
второе место. Как мы уже отмечали, ею изредка украшались отдельные
элементы жилища (ставни, наличники). Но проведённая нами
систематизация и классификация предметов по функционально-бытовому
назначению выявила, что основная их масса, украшенная трёхгранно-
выемчатой резьбой, относится к комплексу орудий обработки льна и
ткачества. Это прялки, трепала, рубеля, вальки, швейки, детали ткацкого
стана (станина, набилки, блоки (рис. 7), составляющие первую и главную
группу. Вторую – немногочисленную – группу составляют предметы
различного бытового назначения: зыбки, солонки, божницы.

Рис. 7. Лицевая и оборотная стороны ткацкого блока.
Из собрания Архангельского областного краеведческого музея

Комплекс орудий обработки льна и ткачества оформился у русских,
по крайней мере, в раннее средневековье. Раскопки, проведённые в
Новгороде, подтверждают, что уже в XII – XIII вв. вертикальный ткацкий
стан, распространённый в Северной Европе, заменился горизонтальным,
ничем принципиально не отличающимся от ткацких станов XIX в. [52].
Тогда же появились известные нам по этнографическим материалам типы
прялки, трепала, валька [53]. Да и большинство видов крестьянской утвари
XIX в. имеют свои аналоги в предметах, выявленных в результате
археологических раскопок Новгорода.
Проведённый анализ показывает, что скульптурно-зооморфная и
трёхгранно-выемчатая резьба связаны с комплексом наиболее архаичных
элементов жилища, форм орудий и домашней утвари, сформировавшихся у
русских на ранних этапах их этнической истории. Таким образом, можно
считать, что эти типы резьбы также тесно связаны с начальными этапами
русской истории. Исследователи не раз отмечали архаичность и
устойчивость их мотивов, восходящих к глубинным пластам народного
мировоззрения. По мнению некоторых исследователей, затухание
традиций этих типов резьбы во второй половине XIX в. и повсеместная их
36

замена другими (контурной, рельефной, пропильной) и росписью были
следствием разрушения патриархального уклада деревни [54].
На наш взгляд, механизм эволюции подобных традиций намного
сложнее и не может объясняться только изменением социально-
экономического уклада русской деревни во второй половине XIX в. Как
мы уже отмечали, в народном искусстве могут сосуществовать
хронологически разновременные, имеющие различное происхождение
типы резьбы. Наличие и устойчивость бытования видов и способов резьбы
в значительной степени определялись комплексом этнокультурных
традиций, характерным для того или иного района, способностью его
органично усваивать инновации, сохраняя тем не менее наиболее важные
древние традиции. Мы полностью поддерживаем мнение о причине
стабильности этих видов резьбы как отражающих наиболее архаичные
пласты крестьянского мировоззрения. Если при использовании другой
резьбы народные мастера могли усваивать (и усваивали) новые сюжеты и
образы, испытывать влияния различных «учёных» стилей, то в трёхгранно-
выемчатой и скульптурно-зооморфной резьбе такие заимствования были
практически невозможны (или сводились к минимуму) в силу
семиотического статуса предметных комплексов и особенностей их
технической обработки.
Изучение семантики отдельных элементов, мотивов и композиций
резьбы – огромная тема, требующая самостоятельных исследований. Мы
остановимся только на основных элементах геометрической трёхгранно-
выемчатой и скульптурно-зооморфной резьбы, важных для раскрытия
некоторых ключевых вопросов, рассматривающихся в данной работе.
Большинство исследователей, занимающихся русским народным
искусством, в той или иной степени затрагивали этот вопрос. Это
закономерно, так как немногочисленный набор элементов и мотивов в
резьбе (розетки, ромбы, квадраты, волнистые и прямые линии, косые и
прямые кресты, изображения конских (см. рис. 7) и птичьих голов) в силу
их устойчивости и повторяемости на огромном количестве предметов
требовали тщательного изучения и истолкования. Традиция их изучения,
заложенная В.В. Стасовым, находит развитие и в наши дни. В
исследовании мотивов и сюжетов русской народной резьбы и росписи
советскими искусствоведами достигнуты значительные успехи. Вместе с
тем слабой стороной этих исследований является их оторванность от
изучения формирования комплекса этнокультурных традиций, изучения
художественных традиций в контексте формирования севернорусского
населения и его культуры. Никогда не ставился вопрос о выделении и
анализе комплекса вещей, украшавшихся этими типами резьбы, то есть
считалось, что любая вещь могла украшаться ими [55]. Распространение
трёхгранно-выемчатой и скульптурно-зооморфной резьбы рассматривается
в искусствоведении как характерная черта всей русской народной
культуры. Упор делается почти исключительно на изучение собственно
мотивов и сюжетов резьбы (и росписи), на их толкование, причём для
37

сравнения и обоснования выводов берутся аналоги широчайшего
временного, географического и этнического диапазона, то есть весьма
произвольно. Мы не отрицаем необходимости такого широкого
сопоставления, но оно должно основываться на достаточно твёрдой
фактологической базе, требует изучения конкретной этнической истории
при обосновании отдельных связей. Для обоснованного сопоставления
изучаемых сюжетов резьбы и росписи необходимы чёткие объективные
критерии, которые не могут подвергаться произвольному толкованию,
ставящие культурное явление в конкретный историко-этнографический
контекст.
Для определения времени вхождения новых традиций в комплекс
культуры и выявления ареала бытования изучаемых типов резьбы
необходимо дать характеристику предметам, украшавшимся этими типами
резьбы. Необходимо выявление не только утилитарных функций
предметов и элементов жилища, но и их места в структуре культуры,
комплексе обрядов и представлений, связанных с ними. Выяснение всех
этих вопросов поможет включить изучение семантики резьбы и росписи в
историко-культурный процесс, более чётко ограничит круг предположений
и сделает их исторически более обоснованными.

Рис. 8. Лицевая и оборотная стороны ткацкого блока.
Из собрания Архангельского областного краеведческого музея

Господствующие элементы орнаментальных композиций на
предметах, украшенных трёхгранно-выемчатой резьбой: розетки
(лепестковые, сложные, вихревые (рис. 8, 9), квадраты, ромбы, кресты –
единодушно трактуются всеми исследователями как графические символы
солнца, то есть по сути являются вариантами одного ведущего мотива.
В.М. Василенко, изучая орнамент прялок, предположил, что солнцу был
посвящён лён, и солярное изображение на предмете, связанном с
льноводством и его обработкой, несло не только эстетическую, но и
определённую защитно-магическую функцию, служило оберегом,
превращало бытовое действие в обряд [56].
38

Рис. 9. Лицевая и оборотная стороны скально.
Из собрания Архангельского краеведческого музея

Проведённая нами классификация предметов, украшенных
трёхгранно-выемчатой резьбой, выявила несомненную взаимосвязь между
комплексом орудий обработки льна и ткачества и трёхгранно-выемчатой
резьбой с её основным мотивом – солярной розеткой (см. рис. 9). По-
видимому, можно предположить тесную взаимосвязь солярной символики
трёхгранно-выемчатой резьбы как с процессом прядения и ткачества, так и
с мифологическим значением этих занятий и магическими действиями,
обеспечивающими благополучие, удачное замужество женщины, защиту
общины от эпидемий и стихийных бедствий.
Работы, связанные с обработкой льна, прядением и ткачеством,
занимали значительное место в жизни русских крестьянок, им
посвящалось практически всё свободное от основных работ время в
осеннее-зимне-весенний период. Сам же цикл работ от обработки почвы и
выращивания льна до получения готовой продукции занимал целый год,
начинаясь весной и весной заканчиваясь. Все эти работы требовали
«огромных усилий, сложного и многообразного обрядового поведения»
[57]. Собственно прядение падает на самое тёмное (осенне-зимнее) время и
прекращается с наступлением весны. На весну, до начала
сельскохозяйственных работ, отводилось время для ткачества. Т.А.
Бернштам считает, что для осмысления семантики «женских обрядовых
функций необходимо как разделение двух процессов – прядения и
ткачества, так и восприятие их в неразрывном единстве» [58]. Прядение
связывается с «тёмным», «низом», с первым актом творения, ткачество со
«светлым» и «верхом», символизирующим ткачество как «творение мира»
[59]. Прядение и ткачество требовали продуцирующих и охраняющих
39

функций, прядение тесно связано с циклом предсвадебной и свадебной
обрядности. Действительно, богато разукрашенная прялка является
предметом особой заботы девушки-невести, предсвадебные игры и обряды
происходили на посиделках, куда девушки являлись с прялками и пряжей.
В осенне-зимней календарной обрядности звучат две сплетающиеся друг с
другом темы – «смерть природы (угасания солнца) и жизни людей» [60]. В
России тема брака в зимнем календаре связывается с праздником Покрова
(1 октября) и Параскевы Пятницы (28 октября) – покровительницы брака,
семейного очага, женских работ. Эти же функции приписываются
Богородице и Кузьме и Демьяну, девичьи игры в этот день воспроизводят
подобие свадебной игры [61]. Особенным почитанием пользовалась
Параскева Пятница, которая отождествлялась с землёй и священной
земной влагой. В её честь ставились резные изображения и часовни над
источниками, приносили жертвы в виде льняной пряжи, полотенец, рубах.
В пятницу женщинам нельзя было прясть и ткать, выполнять другие
женские работы [62]. Несомненна взаимосвязь древней богини Мокоши,
покровительницы женщин и женской работы, Параскевы Пятницы и
Богородицы, культа божества – покровительницы брака – плодородия [63].

Рис. 10. Лицевая и оборотная стороны прялки.
Из собрания Архангельского областного краеведческого музея

Итак, прядение и ткачество на мифологическом уровне – акты
миротворения, оппозиции жизнь – смерть, проявляющейся прежде всего в
40

умирании солнца (осень) и его возрождении (весна). Этим обусловлена
взаимосвязь солярной символики и комплекса орудий прядения (рис. 10) и
ткачества с различными обрядами, повериями и космогоническими
представлениями. О космогоническом характере солярных знаков на
прялке говорит и Б.А. Рыбаков, связывая их с дневным и ночным солнцем,
то есть с круговоротом дня и ночи, а прядение – с нитью жизни [64].
Значительно меньшую группу как по общему количеству предметов,
так и по разнообразию составляют вещи другого хозяйственного
назначения: зыбки, солонки, божницы. Эти вещи также связаны в
основном с кругом женских работ и занятий. Там, где земледелие было
невозможно (низовья Мезени, Зимний и Терский берега Поморья, низовья
Печоры) и, следовательно, были мало развиты прядение и ткачество,
украшение трёхгранно-выемчатой резьбой переходило на предметы
функционально другого назначения, но также связанные с женскими
занятиями. Так, на Мезени и Зимнем берегу резьбой украшали удочки для
ловли наваги (лов наваги на удочку – занятие женщин и детей), на Печоре
ею украшали палки для игры в «бачу» (ритуальная девичья игра) [65]. И
даже при переносе этого типа резьбы в иноэтническую среду сохраняется
ориентация её на вещи, связанные с жизнью женщин: например,
единственная категория вещей, украшенная трёхгранно-выемчатой
резьбой у мордвы, это сундуки-«пари» (укладка для девичьего приданого,
с которой связан целый комплекс предсвадебных обрядов) [66].
Но, как мы уже отмечали, помимо орудий прядения и ткачества
солярной символикой, выполненной в технике трёхгранно-выемчатой
резьбы, в некоторых районах расселения славян украшалось и жилище:
балки-матицы и косяки дверей в Карпатах, Татрах, на северной Украине,
наличники и ставни окон в центральной России [67]. Кроме того, солярные
розетки, выполненные в технике пропильной резьбы, украшали концы
причелин и полотенец-свесов крыш во многих районах Русского Севера. И
хотя техника пропильной резьбы распространилась в этих районах
достаточно поздно и ею украшались поздние по своему происхождению
элементы жилища, мы не можем игнорировать определённой связи
солярной символики русской народной резьбы и её защитно-магических
функций с жилищем. Появление солярной символики на жилище также,
по-видимому, связано с космогоническими представлениями русского
крестьянства, как и солярная символика на комплексе орудий прядения и
ткачества. Б.А. Рыбаков считает, что шестилепестковая розетка, «громовой
знак» является «символом света во всей многогранности этого понятия»
[68]. Что солярная розетка, «громовой знак» связан не только с образом
богини плодородия, покровительницы женщин Мокоши, но и с
верховными божествами восточнославянского пантеона, можно
предполагать весьма обоснованно. Так, реконструкция знаменитого
святилища Перуна под Новгородом, проведённая археологами,
показывает, что оно имело форму восьмилепестковой розетки [69]. Перун
– не только верховный бог войны, но и бог грома и молнии, повелитель
41

небесного огня, и появление «громового знака» на щипце кровли русского
жилища вполне обосновано.
В заключение этого сюжета следует подчеркнуть, что, хотя солярная
символика чрезвычайно широко распространена с древнейших времен
среди самых различных по своему происхождению народов, в русском
народном искусстве техника трёхгранно-выемчатой резьбы с ведущими
солярными мотивами наиболее тесно связана именно с комплексом орудий
прядения и ткачества, и в своей работе мы уделяем ему основное
внимание. Трёхгранно-выемчатая резьба на элементах жилища, различной
домашней утвари рассматривается нами как материал, дополняющий
основные сюжеты работы (рис. 11).

Рис. 11. Рубеля и фрагмент 3-го рубеля.
Из собрания Архангельского областного краеведческого музея
42

Наряду с розеткой символом солнца считается и образ коня –
ведущее изображение в скульптурной резьбе. Круг вещественных
памятников со скульптурным изображением коня шире, чем с трёхгранно-
выемчатой резьбой. Это внешние и внутренние элементы жилища (крыша
(рис. 12), печь, лавки, божница), хозяйственные постройки (амбары,
гумна), орудия прядения и ткачества (блоки, набилки ткацкого стана,
трепала и рубеля), в меньшей степени – посуда (в её украшении ведущим
было изображение птицы). Значительно реже, в основном на северо-
востоке Русского Севера у коми, русских Мезени, Пинеги, Юга, в
художественном оформлении охлупня крыши встречается изображение
лося. Для северо-востока, особенно для искусства коми, вообще было
характерно сближение и смешение образов коня, лося, оленя и птицы [70].

Рис. 12. Дома с коньками. Архангельская область. Архив Архангельского центра РГО

В изображении коня значительно более чётко, чем в солярной
символике трёхгранно-выемчатой резьбы, проступают защитно-
магические функции, роль оберега, защищающего многие стороны
деятельности человека, его жилище. С этим образом связан весь комплекс
представлений об обжитом, очеловеченном пространстве, чёткое
противопоставление его всем злым силам, окружающим человека. Если
43

защитно-магические и продуцирующие функции солярной розетки с
трудом поддаются реконструкции и были почти забыты в XIX в., то
защитно-магические функции и целый комплекс поверий, связанных с
изображением конской головы, осознавались крестьянством ещё в XIX в.
Так, в Архангельской губернии клали конский череп под изголовье
больного, хранили его под печкой или за печкой, в случае болезни ребёнка
сжигали щепки от охлупня [71]. При строительстве дома конёк на охлупне,
даже если дом строили наёмные работники, должен был вытесать хозяин
будущего дома. Ещё в начале 1980-х гг. автору удалось зафиксировать в
Коношском районе такой обычай: если хозяин или хозяйка, занимавшиеся,
по общему подозрению, колдовством, долго и трудно умирали, то для
облегчения смерти надо было или нарубить щепок от охлупня и сжечь их в
избе, или снять охлупень с крыши [72]. Отголоски культа поклонения
коню, его особой роли в религиозных воззрениях населения России
проявляются и в ритуале торжественного захоронения коня,
зафиксированного в конце XIX в. в центральной и северной России [73].
Археологические находки подтверждают древность обряда торжественных
похорон коня [74]. Изображение коня было широко распространено как
среди племён, заселявших север Восточной Европы до прихода славян, так
и среди древнерусского населения [75].

Рис. 13. Дом-двор с коньком на охлупне. Архангельская область,
Пинежский район, деревня Веркола. Фото В.А. Любимова, 2015 г.

Несомненно, защитно-магические функции как солярной розетки,
так и изображения конской головы в течение столетий подвергались
44

значительной деформации, размыванию и угасанию (рис.13). Эти функции
постепенно переходили к христианской символике, вытеснялись ею.
Соответственно деградирует и весь комплекс языческих представлений,
связанных с этими символами. Но процесс этот и в конце XIX в. был далёк
от завершения. По мере забывания (ухода вглубь) семантической роли
трёхгранно-выемчатой и скульптурно-зооморфной резьбы выступала на
первый план декоративная функция. Семантика более
«специализированной» трёхгранно-выемчатой резьбы к концу XIX в.
становится мало осознаваемой крестьянством. Это облегчало перенос её на
другие категории вещей, превращало в отработанную веками систему
декоративного оформления домашней утвари. Семантика скульптурного
изображения конской головы осознавалась крестьянством значительно
более чётко (рис. 14). Крестьянин украшал коньком дом или амбар, но
никогда не вырезал его на охлупне бани, считавшейся «нечистым»
помещением (на бане никогда не чертился крест, в баню не ходили с
крестом и поясом) [76]. С охлупнем, украшенным коньком, ещё совсем
недавно связывался целый комплекс магических колдовских действий [77].

Рис. 14. Дом с двумя коньками на охлупне. Архангельская область,
Устьянский район, с. Строевское. Фото А.И. Давыдова, 1977 г.

Подытоживая всё вышеизложенное, можно сделать вывод, что
скульптурно-зооморфная и трёхгранно-выемчатая резьба – наиболее
распространённые и традиционные виды орнаментации деревянных
изделий в русском народном искусстве; другие виды резьбы имели либо
локальные ареалы (контурная, рельефная, ажурная), либо получили
широкое распространение только в конце XIX в. (пропильная, накладная,
профилированная) вследствие социально-экономических и культурных
перемен в русской деревне.
45

Массовость предметов, украшенных трёхгранно-выемчатой и
скульптурно-зооморфной резьбой, при ограниченном числе их
элементарных мотивов и образов дают возможность этнографического
картографирования.
Картографирование выявленных комплексов или отдельных
предметов, украшенных скульптурно-зооморфной и трёхгранно-
выемчатой резьбой, позволяет определить реальные границы их
распространения на территории Севера и России. Тем самым мы выполним
первый круг задач нашей работы – определение ареалов типов резьбы.
Исследование этнических традиций и их эволюция требует
картографического сопоставления с другими элементами (компонентами)
культуры с привлечением данных смежных дисциплин.
За предметную единицу картографирования на территории Русского
Севера берутся комплексы вещей; с трёхгранно-выемчатой резьбой –
орудия обработки льна: прялка, трепало, детали ткацкого стана – набилки,
блоки (рис. 15); со скульптурно-зооморфной резьбой – элементы жилища и
домашняя утварь. Для ряда районов характерно распространение одного из
элементов комплекса вещей, украшенных резьбой, такие «зоны
рассеивания» также картографируются.

Рис. 15. Лицевая и оборотная стороны блока ткацкого стана.
Из собрания Архангельского областного краеведческого музея

За территориальную единицу в густозаселённом районе мы берём
куст поселений, представляющий административное единство, и
отдельные поселения – в районах, где они находятся на значительном
расстоянии друг от друга. Используется поуездное деление, позволяющее
сопоставить распространение изучаемых явлений с элементами
материальной культуры, отраженными в картах атласа «Русские».
46

Распространение росписей в крестьянской среде приходится на
поздний этап жизни народной культуры, тесно связанной с общерусским
культурно-историческим развитием, усвоением крестьянством элементов
городской культуры. Вместе с тем распространение росписей в основном в
северно-русской зоне, формирование их локальных стилей говорит о
действии механизма этнической избирательности, усвоении только
элементов, отвечающих развитию именно этого варианта народной
культуры. Крестьянские росписи органично вошли в народную культуру,
образовав живую связь с комплексом иных художественных традиций,
развивавшихся в течение столетий. В исторически короткий срок они
стали одной из характернейших чёрт севернорусской культуры. Позднее
появление в крестьянской среде, несомненное влияние городской
культуры на их формирование и развитие, органичное врастание в
комплекс традиционной культуры делают крестьянские росписи
уникальным материалом для анализа механизма формирования традиции,
взаимодействия крестьянской и городской культур и, если брать шире, для
изучения глубинных процессов в русской крестьянской (традиционной)
культуре на последнем этапе её развития (рис. 16).

Рис. 16. Роспись на подшивке свесов кровли на фасаде дома. Архангельская область.
Архив Архангельского центра РГО

Картографирование крестьянских росписей ведётся по тому же
принципу, что и картографирование резьбы. Картографируются как
комплексы (наружные и внутренние элементы жилища, домашняя утварь),
так и отдельные предметы. На картах фиксируются границы
распространения основных типов крестьянских росписей. Отдельная серия
карт сопоставляет распространение тех или иных элементов резьбы и
росписи, например, скульптурного изображения коня на охлупне дома и
росписей на фронтоне дома (рис. 17). Проводится сопоставление
47

изучаемых нами типов резьбы и росписи с доступными нам материалами
картографирования антропологических, археологических материалов и
материалов по народному искусству. Такое сопоставление даёт
возможность, на наш взгляд, подвести надёжную фактологическую базу
под изучение динамики развития и изменения художественных традиций
севернорусского населения.

Рис. 17. Фрагмент росписи фронтона на фасаде дома. Архангельская область.
Архив Архангельского центра РГО

1. Печорские былины // Записки русского географического общества (далее –
Записки РГО). Т. 30. СПб., 1904. С. 31-33.
2. Василенко В.М. Русская народная резьба и роспись по дереву. М., 1960. С. 19;
Ополовников А.В. Русское деревянное зодчество. М., 1983. С. 6.
3. Витов М.В. Антропологические данные как источник по колонизации
Русского Севера // История СССР. 1964. № 6. С. 96, 104, карты 3, 6, 8; Насонов А.Н.
«Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. М., 1951. С.
107-108, 189; Бернштам Т.А. Поморы. Формирование группы и система хозяйства. Л.,
1978. С. 26-31.
4. Бернштам. Т.А. Поморы… С. 26-31.
5. Чистов К.В. Актуальные проблемы изучения традиционных обрядов Русского
Севера // Фольклор и этнография. Обряды и обрядовый фольклор. Л., 1974. С. 11-13.
6. Бернштам. Т.А. Поморы… С. 166.
7. Продолжение дневных записок Ивана Лепёхина в 1772 г. Ч. 1. СПб., 1805. С.
105; Государственный архив Архангельской области (далее – ГААО). Ф. 6. Оп. 9. № 3.
Л. 58-69; ГААО. Ф. 71. № 167. Л. 14-17; ГААО. Ф. 154. Оп. 1. № 158. Л. 28.
8. Насонов А.Н. «Русская земля»… С. 105-109.
9. Витов М.В. Антропологические данные… С. 98.
10. Полное собрание русских летописей. Двинской летописец. Т. 33. Л., 1977. С.
165-166.
48

11. Полный свод законов Российской империи. Собрание второе. Т. 41. 1866. С.
393; Сельская поземельная община в Архангельской губернии // Архангельские
губернские ведомости (далее – АГВ). 1886. №1.
12. Брюсов А. Селище XVII в. Верхняя Лопшеньга на Летнем берегу Белого моря
// Труды Российской ассоциации научно-исследовательских институтов общественных
наук (далее – Труды РАНИОН). Вып. 4. 1928. С. 107.
13. Елисеев А.В. По белу свету. СПб., 1893. С. 98.
14. Лепёхин И. Продолжение дневных записок… С. 106.
15. Шренк А. Путешествие к северо-востоку Европейской России. СПб., 1855.
С. 139.
16. Бернштам Т.А. Поморы… С. 167.
17. Овсянников О.В. Города Архангельского Поморья эпохи средневековья.
Историко-археологические исследования // Автореф. дис. … д-ра ист. наук. Л., 1989. С.
21-36.
18. Трофимов П.М. Очерки экономического развития Европейского Севера
России. М., 1961. С. 47.
19. Носов Н.Е. Становление сословно-представительных учреждений в России.
Изыскания по земской реформе Ивана Грозного. Л., 1969. С. 241; Копанев А.И.
Крестьянство Русского Севера в XVI в. Л., 1978. С. 182-213.
20. Шабунин Н.А. Северный край и его жизнь. СПб., 1908. С. 9-16; Горбатов А.
Взгляд на Онежский уезд Архангельской губернии // АГВ. 1862. № 44.
21. Шабунин Н.А. Северный край… С. 8-9.
22. Ленин В.И. Развитие капитализма в России // Ленин В.И. ПСС. Т. 3. С. 576-
578; Верещагин В. Очерки Архангельской губернии. СПб., 1849. С. 175; Круковский
М.А. Олонецкий край. СПб., 1904. С. 72.
23. Иваницкий Н.А. Материалы по этнографии Вологодской губернии. М., 1890.
С. 20-21.
24. ГААО. Ф. 6. Оп. 9. № 141. Л. 2-7.
25. Гаревский П. Бурлаки-онежане // Известия Архангельского общества
изучения Русского Севера (далее – ИАОИРС). 1913. № 2. С. 63-69; Круковский М.А.
Олонецкий край… С. 175.
26. ГААО. Ф. 1. Оп. 9. № 573. Л. 26-27.
27. Там же. Л. 12.
28. Отхожие промыслы Архангельской губернии // Архангельск, 1908. № 237;
Памятная книжка Архангельской губернии на 1907 г. Архангельск, 1907. С. 24.
29. ГААО. Ф. 1957. Оп. 1. № 565. Л. 72-108, 109-125; Ф. 1957. Оп. 1. № 407.
Л. 250-251; Ф. 1471. Оп. 1. № 168. Л. 62; Ф. 1957. Оп. 1. № 423. Л. 5; и т.д.
30. ГААО. Ф. 1957. Оп. 1. № 407. Л. 248-255; № 406. Л. 7-12.
31. Там же. № 412. Л. 1-8.
32. ГААО. Ф. 6. Оп. 10. № 51. Л. 6-44; № 55. Л. 5-73; Ф. 1. Оп. 8. Т. 1. № 1187. Л.
161; № 1901. Л. 35-41; и т.д.
33. Бахрушин С.В. Сельские торжки и ярмарки // Бахрушин С.В. Научные труды.
Т. 1. М., 1952. С. 191.
34. Труды Архангельского статистического комитета за 1865 г. Кн. 1. Отделы
исторический и этнографический. Архангельск, 1866. С. 30-31.
35. Челищев П.И. Путешествие по северу России в 1791 г. СПб., 1886. С. 151.
36. Иваницкий Н.А. Материалы по этнографии… С. 43-49.
37. Очерки русской культуры XVII в. Ч. 2. М., 1979. С. 269.
38. Бибикова И.М., Ковальчук Н.А. Деревянная резьба крестьянских жилищ
Верхнего Поволжья. М., 1954. С. 5-6; Званцев М.П. Нижегородская резьба. М., 1969. С.
23; Мальцев Н.В. Резное дерево волжских изб // Добрых рук мастерство. Л., 1976. С. 75.
39. Василенко В.М. Избранные труды о народном творчестве X – XX вв. М.,
1974. С. 45-52.
49

40. Фалеева В.А., Паньшина И.Н., Богуславская И.Я. Экспедиция в Ярославскую
область // Сообщения Государственного Русского музея (далее – ГРМ). VII. 1961. С. 61;
Круглова О.В. Центры крестьянской резьбы по дереву в Ярославской области //
Советская этнография (далее – СЭ). 1972. № 4. С. 119.
41. Ильин М.А. Крестьянская изба Кенозера, Каргопольского уезда Вологодской
губернии // Труды РАНИОН. Секция Археология. Вып. 4. 1928. С. 247; Дмитриева С.И.
Фольклор и народное искусство русских Европейского Севера. М., 1988. С. 116; Габе
Р.М. Карельское деревянное зодчество. М., 1941. С. 73; Маковецкий И.В. Архитектура
русского народного жилища. Север и Верхнее Поволжье. М., 1962. С. 154-156;
Орфинский В.П. Деревянное зодчество Карелии. Л., 1972. С. 44-46; и т.д.
42. Спегальский Ю.П. Жилище северо-западной Руси X – XIII вв. Л., 1972. С. 15;
Шенников А.Л. Крестьянская усадьба XVI – XVIII вв. // Архитектурное наследие. 1963.
Вып. 15. С. 97-99; Громов Г.Г. Крестьянское жилище // Очерки русской культуры XVIII
в. Ч. 1. М., 1985. С. 324-325; Мильчик М.И., Ушаков Ю.С. Деревянная архитектура
Русского Севера. Л., 1981. С. 9; Бломквист Е.Э, Ганцкая О.А. Типы русского
крестьянского жилища середины XIX – начала XX вв. // Русские. Историко-
этнографический атлас. М., 1967. С. 156-158; и т.д.
43. Потанин Г.Н. Никольский уезд и его жители // Древняя и новая Россия. Т. 3.
1876. С. 137; Шустиков А.А. Тавреньга Вельского уезда // Живая старина. 1895. Вып. 2-
4. С. 178; Иваницкий Н.А. Материалы по этнографии… С. 12-13.
44. Вагнер Г.К. Древние мотивы в домовой резьбе Ростова Ярославского // СЭ.
1962. № 4. С. 34-45; Станюкович Т.В. Происхождение русской народной пропильной
резьбы // Краткие сообщения института этнографии (далее – КСИЭ). 1950. Вып. 10. С.
3-14; Чижикова Л.Н. Декоративное искусство русских народных мастеров-строителей
// СЭ. 1953. № 3. С. 61-76; Маслова Г.С. Селения и постройки колхозов Московской
области // СЭ. 1951. № 2. С. 42-72; Маслова Г.С., Чижикова Л.Н. Архитектурные
украшения жилища Владимирской и Горьковской областей // КСИЭ. 18. 1953. С. 3-14;
Бломквист Е.Э. Крестьянские постройки русских, украинцев и белорусов // Труды
института этнографии. Новая серия (далее – ТИЭ. НС). Т. 31. М., 1956. С. 363-372;
Рождественская С.Б. Русская народная художественная традиция в современном
обществе. М., 1981. С. 47-62.
45. Самойлович В.П. Народное архитектурное творчество. Киев, 1977. С. 38, 69,
75, 183; Будзан А.Ф. Резьба по дереву в западных областях Украины // СЭ. 1954. № 2. С.
113; Ганцкая О.В. Народное искусство Польши. М., 1970. С. 121-122; Грацианская Н.Н.
Жилище и хозяйственные постройки словацкого крестьянства в XIX – начале XX вв. //
Славянский этнографический сборник. ТИЭ. НС. Т. 62. М., 1960. С. 216; Макушенко
П.И. Народное деревянное зодчество Закарпатья. М., 1976. С. 34, 36.
46. Габе Р.М. Карельское деревянное зодчество… С. 130; Зайцев Б., Пинчуков П.
Солнечные узоры. М., 1978. С. 84.
47. ГААО. Ф. 925. Оп. 3. № 1. Л. 43; Воронов П. Устьянские волости или Устье
Вельского уезда // Вологодские губернские ведомости (далее – ВГВ). 1853. № 37. С.
321; ГААО. Ф. 6. Оп. 17. Д. 7. Л. 30; Попов В. Описание Кокшеньги // ВГВ. 1857 № 21.
С. 128.
48. ГААО. Ф. 29. Оп. 36. № 181. Л. 1.
49. Шелег В.А. Влияние этнических традиций на конструктивно-планировочное
решение северорусского жилища // М.В. Ломоносов и Север. Архангельск, 1986. С.
138-140.
50. Иваницкий Н. Сольвычегодский крестьянин, его обстановка, жизнь и
деятельность // Живая старина. СПб., 1893. Вып. 1. С. 70; Ефименко П.С. Старинные
гребёнки в Пинежском уезде, Архангельской губернии // Труды Московского
археологического общества (далее – Труды МАО). Т. 7. М., 1894. С. 52, 54; Сыропятов
А.К. Отражение чудовищного стиля в архитектуре крестьянских построек Пермского
края // Пермский краеведческий сборник. Вып. 1. Пермь, 1924. С. 44-45.
50

51. Просвиркина С.К. Русская деревянная посуда. М., 1957. С. 32-35; Круглова
О.В. Русская народная резьба и роспись по дереву. М., 1974. С. 24-25.
52. Колчин Б.А. Новгородские древности. Деревянные изделия // Свод
археологических источников (далее – САИ). Вып. Е1-55. М., 1968. С. 68-72.
53. Колчин Б.А. Новгородские древности… С. 65-67.
54. Василенко В.М. Избранные труды о народном творчестве… С. 97.
55. Воронов В.С. О крестьянском искусстве. М., 1972. С. 302.
56. Василенко В.М. Русская народная резьба и роспись по дереву. М., 1960.
С. 74-75.
57. Бернштам Т.А. Молодёжь в обрядовой жизни русской общины XIX – начала
XX вв. Половозрастной аспект традиционной культуры. Л., 1988. С. 159.
58. Бернштам Т.А. Молодёжь… С. 161.
59. Бернштам Т.А. К реконструкции некоторых русских переходных обрядов
совершеннолетия // СЭ. 1986. № 6. С. 34.
60. Чичеров В.И. Зимний период русского народного земледельческого
календаря. XVI – XIX вв. // ТИЭ. НС. Т. 40. М., 1957. С. 39-40.
61. Там же. С. 40-43.
62. Там же. С. 57-59.
63. Малицкий Н.В. Древнерусские культы сельскохозяйственных святых по
памятникам искусства // Известия Государственной Академии истории материальной
культуры (далее – Известия ГАИМК). Т. 11. Вып. 10. 1932. С. 5.
64. Рыбаков В.А. Язычество древних славян. М., 1981. С. 242.
65. Травин Д. Описание коллекций, собранных Печорским этнографическим
отрядом в 1921 г. на Печоре. Архангельск, 1922. С. 34.
66. Мартьянов В.Н. Резьба по дереву у мордвы Горьковской области //
Сообщения ГРМ. XI. М., 1976. С. 73-76.
67. Макушенко П.И. Народное деревянное зодчество Закарпатья. М., 1976. С. 34-
37, 43.
68. Рыбаков Б.А. Язычество древних славян… С. 455-456.
69. Седов В.В. Восточные славяне в VI – XIII вв. М., 1982. С. 286.
70. Белицер В.Н. Очерки по этнографии народов коми. М., 1958. С. 342; Грибова
Л.С. Декоративно-прикладное искусство народов коми. М., 1980. С. 39-40.
71. Ефименко П.С. Старинные гребёнки… С. 54.
72. Архив Архангельского музея деревянного зодчества (далее – Архив АМДЗ).
Отчёт о командировке в Коношский район в 1982 г.
73. Иваницкий Н. Сольвычегодский крестьянин… С. 29; Богданов В.В. Древние и
современные обряды погребения животных в России // Этнографическое обозрение
(далее – ЭО). № 3-4. М., 1918. С. 96, 115.
74. Городцов В.А. Погребение животных в Муромских могильниках // ЭО. М.,
1918. № 3-4. С. 82.
75. Седов В.В. Амулеты-коньки из древнерусских курганов // Славяне и Русь. М.,
1968. С. 151-155.
76. Ефименко П.С. Материалы по этнографии русского населения
Архангельской губернии. Ч. 1. М., 1877. С. 164-165; Харузин Н. Из материалов,
собранных среди крестьян Пудожского уезда, Олонецкой губернии // Сборник
сведений для изучения быта крестьянского населения России. Вып. 1. М., 1889. С. 42-
43.
77. Иваницкий Н. Сольвычегодский крестьянин… С. 70.

Источник: Шелег Виктор Алексеевич Севернорусская резьба и роспись по дереву: ареалы и этнические
традиции : монография :